Спрос на изменение внешности глобально растет. Американцы, например, в год делают 17,5 млн хирургических и минимально инвазивных процедур. Русские люди традиционно поскромнее, но тоже неплохо — около 160 тысяч подобных операций в год. Men’s Health навел справки о том, что творится сейчас и будет происходить в будущем в мужской эстетической медицине.

Количество пациентов-мужчин у пластических хирургов, даже у самых лучших в России, не превосходит 30 %, поэтому несложно догадаться, что клиники эстетической медицины, ориентированные исключительно на сильный пол, — это утопия. Модификация внешности у нас вообще переполнена предрассудками. Пластический хирург Макс-Адам Шерер отмечает: «Все происходит очень кулуарно, полунамеками. Хотя мы очень продвинулись с нулевых: делать ботокс, какую-то инъекционную пластику или веки уже считается нормальным. В какой-то степени наш президент, конечно, задал тренд тому, что мужчина должен выглядеть соответственно занимаемой должности».

По словам Шерера, сейчас пациентов-мужчин можно поделить строго на две категории — тех, кто родился еще в СССР, и родившихся в новое время, после 1992 года. Ребята второй группы приходят сами. Их мотивируют интернет, сверстники и культурные тренды. «Они долго смотрят и анализируют, а затем приходят с конкретным запросом. Могут сказать: «У меня непропорциональный нос, я хочу сделать его вот так». Дальше он расскажет про технику и методику, о которых прочитал в 20 каких-то источниках», — говорит пластический хирург.

Другая группа, мужчины старшего возраста, приходит по наводке. Часто они приходят вслед за женщиной, но по сравнению с ней задерживаются на значительно более долгий период, получая широкий комплекс эстетических процедур. «Он начинает бороться с признаками старости до полной победы, — замечает Шерер и говорит, что иногда омоложение может быть очень значительным, буквально на десятки лет: — Мужчины воспринимают старение как вызов и начинают очень усердно с ним бороться.

Женщины готовы смириться с какими-то нюансами. Мужчина же, если у него есть психологический пунктик на старении, начнет с ботокса, а закончит полным моделированием тела, обрисовкой кубиков, устранением жировых ловушек и так далее».

Отличия

Президент не единственный локомотив мужской бьюти-индустрии в России. Пластическая хирургия, конечно, в первую очередь должна быть благодарна распространению смартфонов и социальных сетей — благодаря им даже самые замкнутые люди превратились в публичных персон. Стало жизненно важно соответствовать им в реальной жизни — и не только лицом. Так, по словам пластического хирурга Светланы Суровых, для мужчин сейчас актуальна тема боди-скульптуринга: «У человека может быть неплохая фигура, но ему некогда довести ее до совершенства, или добиться этого физически сложно. Скажем, кубики на животе могут прокачать не все. Можно подкачать торс или ноги, но добиться идеальных линий тела сложно. Затем есть тема жировых ловушек, когда человек нормально питается, ведет здоровый образ жизни, но у него есть небольшой раздражающий жирок, например, на животе, обусловленный генетикой, — жировая ловушка».

Светлана Суровых рассказывает, что чаще всего мужчины обращаются по поводу коррекции носа. С возрастом многих интересуют веки, строение которых отличается у разных полов. У мужчин, к примеру, как правило, более низкие брови, маленькое пространство от век до бровей, и, как только набирается избыток кожи на верхних веках, они ложатся на ресницы, сужая глаз. «У меня был пациент, очень высокопоставленный руководитель большой структуры. Естественно, конкуренция в мужском мире сильна, в ней всегда присутствует момент выживания. У него были мешки под глазами, и он как-то сказал мне, что недоброжелатели стали пускать слух о том, что он крепко пьет. При этом на самом деле мой пациент совершенно не употреблял алкоголь и сказал: «Если я не сделаю веки, меня потихонечку начнут убирать вне зависимости от моих заслуг».

Поэтому мешки под глазами не только не украшают мужчину, но и часто воспринимаются в конкурентной среде как показатель того, что он ведет нездоровый образ жизни, а значит, ненадежный специалист. Кроме того, в современном мире успех должен коррелировать с тем, как ты выглядишь. Поэтому хороший внешний вид и спортивная фигура очень важны».

Гендерные отличия пластической хирургии еще и в том, что мужчины не слишком ориентируются на какие-то конкретные типажи. «Модные высокие скулы, проваленные щеки и тому подобное — к этому в России больше склонна женская субкультура, к инстаграмному типажу», — замечает Макс-Адам Шерер. В работе с мужчинами не стирают черты индивидуальности и харизматичности, а стараются подчеркнуть их. «Можно соперировать глаза и убрать признаки старения, но при этом полностью потерять индивидуальность во взгляде. А можно оставить его и усилить. Это основной запрос пациентов. Да, ему не нравится его второй подбородок, ему не нравятся пухлые щеки или горбинка на носу, но он хочет быть собой. Узнаваемым. В женской пластике мы привыкли делать куколок, в принципе российская пластическая хирургия действительно грешит шаблонностью».

Это, кстати, совпадает с глобальной тенденцией: по данным опроса членов Американского сообщества пластических хирургов, 78 % пациентов в прошлом году, обращаясь к специалистам, просили «более натуральный» облик. Медиа называют этот тренд tweakment, «подгонка». Лара Девган, пластический хирург из Нью-Йорка, отмечала его в разговоре с Allure: «Твикмент на подъеме. 10 лет назад люди приходили к специалисту с обложкой журнала, на которой был человек, не имеющий никакого отношения к их реальной жизни. Теперь они скорее хотят быть отфильтрованными версиями своих же фотографий. Люди все больше склоняются к мелким оптимизациям себя, которые делают их чуть увереннее, но при этом не так бросаются в глаза».

Туризм

В начале этого года Кейтлин Кларк из американского издания о красоте Allure писала: «Даже в свои лучшие времена международный медицинский туризм, особенно в своей пластическо-хирургической части, стоял на зыбкой почве. То, что когда-то казалось привлекательной альтернативой дорогим процедурам, теперь иначе оценивается пациентами». Ей вторил нью-йоркский пластический хирург Дэвид Шафер: «Многие пациенты, обратившиеся к пластической хирургии в Южной Америке или других местах, в итоге остались наедине с осложнениями, которые приходится долечивать дома. Я думаю, что скоро настанет время обратного медицинского туризма».

Методики пластической хирургии быстро распространяются по всему миру. Посещая конференции и конгрессы, специалисты легко могут быть в курсе всего, что делают в Америке, Европе или Азии. Светлана Суровых замечает, что благодаря информационной открытости во всем мире значительно повысился уровень пластической хирургии, но при этом объясняет, что эстетическая медицина все равно специальность личностей. «Человек должен любить свою профессию и иметь талант. Невозможно быть выдающимся пластическим хирургом только потому, что ты родился в США или Южной Америке. Эта специальность требует способностей к живописи, рисунку, скульптуре. Должен быть талант к рисованию, иначе невозможно правильно оценить эстетические параметры. Хирурги — личности, у которых все сочетается, и они задают тон».

Макс-Адам Шерер проводит параллель с индустрией моды. «Нельзя сказать про фешен, что тебе надо полететь в Париж и все будет там. Модой правят личности, она больше не принадлежит модным домам. Что-то актуальное приносят новые модельеры. Так же и у нас — важны личности. Посмотрите на моделей: актуальны люди с очень интересной внешностью, какими-то пигментными пятнами, может быть, витилиго. Или это очень интересная старость, холеная. Так же в техниках и методиках. Пластик из Венесуэлы может приехать на конференцию и показать всем, как он придумал делать нос, — аудитория будет поражена. Но это также могло родиться где-то в Швейцарии…»

Шерер считает, что главное — личный опыт хирурга и собственное видение эстетики: «Невозможно просто быть технически подкованным пластическим хирургом. Если ты не умеешь рисовать, не понимаешь в моде, искусстве, красоте, гармонии, пропорциях, тебе нечего делать в пластике. Иначе ты будешь горшечником».
Мужская косметология 3.jpg

Азия

При всей доступности информации и важности личностей в разных точках планеты есть существенные особенности. «Генетические особенности лица и культуру восприятия красоты никто не отменял, — говорит пластический хирург Светлана Суровых. — Например, для европейской культуры не характерны большие попа и грудь у женщин. Но в мире происходит продвижение афроамериканских и латиноамериканских стандартов, появляется такая мода». Подражание чужим стандартам красоты характерно не только для европейских женщин. В последний десяток лет значительными стали успехи корейцев, особенно мужчин, более чем требовательных к своему внешнему виду. «У него должны отсутствовать морщины и волосы на лице, должны быть идеальная форма и четкий контур нижней челюсти, выраженный подбородок, овал. Очень популярна европеизация глаз, когда делают складку верхнего века, которая у азиатов обычно отсутствует. Кроме того, корректируют нос с целью европеизации, поднимая его спинку, сужая крылья и корректируя кончик. В общем, происходит очень непростая и большая коррекция внешности. Если сравнивать особенности пластической хирургии у них и у нас, их понятие о красоте накладывается на их лицо и культуру. Это понятие, несмотря на подражание европейцам, кардинально отличается от нашего», — замечает Светлана Суровых.

Пластический хирург Макс-Адам Шерер тоже рассказывает о спросе корейцев на пластическую хирургию. «У нации есть очень большая потребность в пластической хирургии. Они думают, что с ними что-то не так, и поэтому находятся в состоянии вечного изменения себя.

Красивая кореянка или кореец — это полностью тюнингованный человек. Они очень рано начинают менять лицо.

У них достаточно мягкие плоские носы, которые не имеют европейской контурности и отчетливого силуэта. Поэтому они часто делают носовые импланты и моделируют кости, стачивая скуловые углы — как у мужчин, так и у женщин. Заходишь в пятизвездочный отель в Сеуле, там весь персонал — мальчики и девочки с осветленными лицами. Потому что это престижная работа, которой нужно соответствовать». При этом Шерер обращает внимание, что, на его взгляд, такой дорогой и эксклюзивной хирургии, какую можно получить в Сингапуре или Японии, там нет: «Люди, которые хотят вышак, не поедут в Корею».

В Корее иной принцип красоты и отношение к жизни, именно поэтому там на каждом шагу встречаются люди с видимыми не только специалистам следами пластической хирургии. Светлана Суровых объясняет это так: «У них развита культура идолов, где характерно понятие о том, что человек должен быть идеален. Это касается учебы, работы, чего угодно. С этим сочетаются мальчиковые K-Pop-группы». Пластический хирург рассказывает, что там в более значительной степени, чем у нас, учитывается внешний вид при приеме на работу. Если ты хороший специалист, но с не очень красивым лицом, тебе предложат сделать пластическую операцию, даже если это непубличная должность. Мужчин учат работать с образом, переделывают нос, веки, контур лица, им подкалывают губы, доводя образ до того понятия совершенства, которое существует в корейской культуре. «На мой взгляд, это немного странная красота. Она не азиатская и не европейская, что-то свое, — отмечает Суровых и обращает внимание на еще одну корейскую особенность: — У нас существует стереотип, что пластическую хирургию нужно скрыть.

В Корее создается впечатление, что ее не только не скрывают, а даже немного афишируют, так как это значит, что они достаточно состоятельны и следят за собой, работают над образом.

Например, у нас вообще не делают операции на нижнем веке в 20–30 лет — на молодых глазах нет избытков кожи, кожу не надо резать, у молодых остаются видимые разрезы. А 20-летних корейцев следы коррекции не смущают, такое впечатление, что даже приветствуются».

Технологии

Но что корейцу хорошо, русскому не очень. Заметные разрезы — одна из стигм мужской пластической хирургии. Мы здесь в менее выгодном положении, чем женщины, которые могут закамуфлировать шрамы волосами или косметикой. До недавнего времени это останавливало многих, но все популярнее становятся малоинвазивные технологии, которые делают разрез значительно меньше, а иногда практически невидимым. Впрочем, тренд на минимальное вмешательство актуален для любой хирургии, не только для пластической.

Но главный и, возможно, вечный тренд пластической хирургии, как заявляет Макс-Адам Шерер, — быть молодым.

«Внешность, физическая форма, сексуальная активность — все должно считываться в глазах, том, как ты себя ведешь и как тебя воспринимают окружающие. Я считаю, что без гормональной поддержки наших эндокринных желез такая история невозможна». Он рассказывает о том, как гормональная поддержка уже работает в Америке. Во-первых, там не нужно отправляться в клинику, чтобы сдать кровь. «Они делают по-другому: выписывают из интернета набор для сбора слюны, плюют в специальные пробирки, отправляют назад почтой, а потом идут к врачу. Он дает им один или два крема с нужными пропорциями гормонов, которые пациенты наносят на кожу». Задача этих препаратов — скорректировать небольшие, возможно, только начинающиеся гормональные изменения, чтобы поддержать организм и он продолжил нормально функционировать.

«Весь смысл не в том, чтобы одни гормоны убрать и вместо них дать какие-то искусственные, как это часто бывает у нас, — говорит Шерер и сетует на то, что российский рынок беден подобными препаратами: — У нас если и есть гормон, то это будет тестостерон двух видов. А в Америке их десять».

Светлана Суровых, в свою очередь, взвешенно относится к громким прорывам. «У нас слишком много рекламы, кроме того, медицина требует достаточных исследований, чтобы оставаться безопасной. Если ты опытный специалист, то, как правило, если ты выходишь с конференции и выносишь для себя пару новых и полезных идей, это уже хорошо. Уникальные ноу-хау часто потом оказываются ненастоящими или имеют сложности». Она приводит примеры с эндоскопическим лифтингом лица, нюансы которого со временем сбалансировали это направление.

Пластические хирурги иногда рассказывают о том, как архаично все было на заре индустрии, в 70-е: например, веки в свое время шили специальным волосом, который брался из подмышечной области и обрабатывался, потому что еще не было специальных нитей. Но с тех пор произошло много технологических революций: на рынок пришли гиалурон и ботокс, технологии развивались. Вместе с тем желание выглядеть лучше становилось все сильнее, ведь появились возможности, которых не было раньше.

Будущее

Эстетическая медицина никогда не сойдет на нет — так считает Макс-Адам Шерер, когда я спрашиваю его о будущем профессии. «Первое, что произойдет, — мы перестанем работать руками, касаться пациента. Но и роботы не будут это делать в ближайшее время. Мы еще не дошли до такого уровня развития и доверия компьютерам». Шерер считает, что в будущем он будет лишь контролировать процесс операции и станет больше программистом, чем доктором.

«Следующее, что произойдет, — глобальная система баз данных о пациентах. Она будет фиксировать все твои параметры. Скорее всего, через гаджеты будут постоянно передаваться данные о состоянии твоего здоровья. Эстетика и здоровье станут технологичнее».

Доктор Шерер считает, что уже скоро банковский счет каждого мужчины и женщины будет привязан к медицинской страховке, а данные с носимых устройств будут отправляться во Всемирную организацию здравоохранения или аналогичную глобальную структуру.

По его словам, в Японии уже фактически работает такая система: «Ты приходишь делать банальную мезотерапию куда угодно, и у любого врача есть доступ к твоей истории».

Больше станет трехмерной печати — Шерер рассказывает, что на одной из американских конференций в конце прошлого года корейцы уже показали прототип специального принтера. «Иссекается твой рубец, кусочек кожи бросается в машину, там он перерабатывается и заполняется в гель. В то место, где у тебя иссечен рубец, ты наносишь готовый гель, содержащий твою кожу. Она перерождается за пять дней, не оставляя следов. В этой гелевой матрице находятся стволовые клетки кожи, им осталось только размножиться и встретиться друг с другом. Корейцы говорили, что они сейчас тестируют похожую систему со стержнями волос и вот-вот будут презентовать эту технологию».

Пластический хирург Светлана Суровых считает, что перспективы развития пластической хирургии во многом связаны с клеточными технологиями и более широким использованием ресурсов и возможностей собственного организма.

Уже сейчас мы научились более широко пользоваться возможностями жировой ткани не только для изменения объемов и коррекции форм. Светлана Суровых, в частности, рассказывает об омолаживающих возможностях нанолипофилинга или новейшем аппарате, который дает возможности оперировать дистанционно: «Он уже опробован в пластической хирургии, это замечательная технология. Но, конечно, это направление на начальном этапе развития. Я думаю, многое изменится, когда мы сможем расшифровать геном или работать с теломерой. Но это уже глубокие медицинские и биологические вопросы».

Другие тенденции, которые ждут нас в близком и далеком будущем: четырехмерная печать, при которой время будет четвертым измерением, а импланты — меняться с его течением; дебаты по поводу того, какие импланты правильнее использовать, синтетические или натуральные; подбирающий идеальное лицо искусственный интеллект; выращенные в лабораториях органы; внедрение специальных сенсоров, которые лучше и точнее носимых устройств будут отслеживать наше старение… Но, как справедливо говорят об эстетике, в ней всегда есть момент творчества. Будущего без нас не будет, машинам нужны цели и ориентиры мужской красоты.